Стихи для Виктории Шпак    В ноосферу поэзии русской занёс меня пыльный хамсин-суховей.   Сам собою, зарывшись в песок,   и,   проклюнувшись,   тут же расцвёл виртуально,   был срезан по шейку   и   вставлен в букет совершенно таких же, как сам,   полевых идиотов…   Так по пору сию и стоял бы я там,   из немногих – один…     Но!     Мимо Виточка шла и, воскликнув:   - Смотри ты, какой старичок-одуванчик пушистый!   Тут же кликнула-дунула…     Стал безобразен, морщинист и лыс я…     Но!   В тот же миг я увидел,   увидел,   увидел,   как пушинки мои разлетелись,   осели на всех на пяти континентах,   внедрились в сознанья и мысли…     И тут же   проросли, отцвели и умчались куда-то   мои сорнячки…     Их теперь долго, долго,   до самой зимы   никаким пестицидом не вытравить…     Но…     Дальше,   Дальше-то что…       * * *     Сквозь пророчества   скрежещущей фальши,   тошнотворчества Муз извращений   смёрзшихся вгвизгофорумов   и уж совсем   неперевариваемых   блюзоподобных ферментов звуко- и смысло-   у   и   из   вовлечений,   не сразу,   не абы,   а как в душу столовый нож –   нежнопротяжно –   небесная дрожь   судорог эро,   поэтооргазмом   последнего верхнего ля-ля-ля-ляаааа   пифии джаза,   пылающей этой эйлатскою ночью   в свете софитов   заворожённой толпе…     Медитируем вместе,   загипнотизированные   неудовлетворённостью   пресыщенности     Сошедши с небес…   На землю   сошедши…     * * *     Мне,   как слагателю верлибров   ближе блюз…   Там – воля-волюшка   и в наслажденьях каждым звуком,   в возжженьях жгучих чувств,   и пусть –   томительно и так вообразимо   и интеллекта мимо –   пусть…     Ведь я,   пробив башкой квадрат пейзажа Левитана,   там, где покой…   Я попадаю в странное,   …и в смех…   И – чудо!   Те пара фраз, пришедших ниоткуда,   которые,   хоть лопни,   я не смог бы написать…     Но, блюз…     И после…   Продолжать их, продолжать,   рождая стих, как соул, юзом,   который может длиться бесконечно…     Мне, как слагателю верлибров…     Только мне…     Во всесожженье самых жгучих чувств…     Пробив башкой пейзаж квадрата Левитана…     И в странное…     Мне…     Пусть.     * * *     Ваши образы… .   Как образа облаков,   …мимолётны.   Чуть глаза отведёшь,   а они уже громом гремят   и кипит в глубине их священный огонь, ослепляя сознанье навек…     А не так повернёшься, и –   вот тебе,   солнышко глупое ласково глазки слепит,   и весна,   и дожди,   и лукавая пеночка сюркает   что-то там,   …скрывшись в тенётах укрАинских конноспортивных засек.     * * *     И сосуда студёная власть.   О.Мандельштам     Чаша   для весенних цветов,   сотворённая   осторожными пальчиками   мариупольской девчоночки…     И,   как это она,   своими восторженными бирюзовыми глазками   вобрала в себя,   а потом   пере   и   воплотила,   угадав   все изгибы   танцующей   критской   дельфины?     Может быть, расписывая это –   пришёптывала мазкам слова своей первой любви?   И вложила в линии все свои надежды на…   И расцветила всё это верой в…     И вот оно, чудо – связалась разорванная на века цепь.   И соединились цветные глины Крита   и   небесная лазурь   велико и лепной Украины нежной моей.     ......................................................     Чаша   для весняних квітів,   створена   обережними пальчиками   маріупольського дівчиська    І   ...як це вона   своїми захопленими бірюзовими очима   увібрала в себе,   а потім   пере   і   втілила усе це,   вгадавши   всі вигини   танцюючої   крітської   дельфіни?     можливо, розписуючи її –   нашіптувала мазанням слова свого першого  кохання?   І вклала в лінії всі свої надії на...   І розцвітила все це вірою у...     І ось воно, диво –   зв'язався розірваний на століття ланцюг.     І з'єдналися кольорові глини Кріта   і   небесна лазур   великої і ліпної   України ніжної моєї.       * * *     Тьмы тараканьей монстрица – душа   бессонною сожжегши личность ночью,   отхлынула от сердца…     Ощутив…     Мгновенья облегченья и покоя,   как захотел я превратиться в идиота,   на тростниковой дудочке играть   да шлёпать босиком по бездорожью,   да морду подставлять дождю и ветру,   да так и сдохнуть под сиреневым кустом…     Мгновения, как вечность…     Ощутив…     …И русского простора, и идти,   на огонёк единственный,   что светит   за тысячи шагов…   Идти и знать,   что   там   моя   судьба…     Не спит и ждёт.   Волнуется…   Тоскует!     Но время зайн –   библейского тумана,   кикиморы   сомкнулись темью   в темени,   а   памяти клочки   ввернули всё   в сегодняшние будни…     И снова стала жизнь   безвдохновенной…     ...................................     В тьмі попелиці,   монстриця – душа,   безсонною спаливши особистість,   від серця відсахнулася     ...Відчувши.     Миті полегшення і спокою.     ...Як захотілося мені,   перетворитися на ідіота.     ...На     очеретяній на сопілочці заграти   та босоніж топтати шлях по бездоріжжю,   та пику підставляти, підставляти   дощу і вітру.     А потім...   Здохнути під мальвовим кущем.     Миті, як вічність.     Відчувши.     Та простору покинутої Слобожанщини,   і йти   на вогник на єдиний,   той,що світить   за безліч кроків.   Йти і знати -   там   моя   кохана.     Не спить.   чекає,   і ,   хвилюючись,сумує!     Але,   час зайн –   біблейського туману,   і потвори   зімкнулися   у темряві з марою,   а   клапті пам’яті   встромили   нинішнє   у будні.     І стало знов   життя,   як видих без натхнення.       * * *     Вот – слово.     Вот…   Лес в верховом перелётном огне,   Вот гибельный сон,   что засел по весне –   то слово.   Жар-птица,   фантом…   В пятерне –   другие.   Их много.   Они лиловей…   И чётче.   То – зыбкое,   легче и злей…   Елеза залезо,   жолы улипут…   Разжаренным бобликом   пыхсли   зузут…     * * *     Песенка беэр-шевского дурдомщика     Часы стояли и…   Стояли.     А годы шли куда-то вдаль.     Как на загаженном вокзале сплотились мглы,   часы стояли…     Текилой жилы жёг ”мистраль”.     Часы стояли…     Чёрт…     Стояли.   И оставаясь не у дел,   я спал в продавленном диване…     А свет меж тем,   меж век вскипал, и в миг, как стал он   уж беспредельно нестерпим…     Я отвернул лицо и встал…     Я стоя спал, без чувств, как зомби.   Как в вене тромб…   Как будто взлом был…     И чувствовал, как загудели,   внутри,   шмели…     Часы стояли и стояли…     И вдруг!     Пошли…     Они слагались в дни недели,   со мною шли,   но, вот, куда?!     Их каждый шаг звенел в ушах,   звенел…   Как всем нам в детстве пели   и трепетали провода.     Тут Скорой взвизг.     И я проснулся…         ………………………………………..       ...Прийшов,   до себе прийшов.     Я ж з України     У гостi …     Матiнко моя!     Чому я тут,   чому тут опинився,   чужий їм всім ?     І відразу   настає мені   кара…    Адже життя своє   я проспав…     І смерть проспав!!!     Тепер не сплю я зовсім.     А коли кінчається терпінням,   i спiвають третi пiвнi …     Щоб янголи не прилетіли з Міш-тори   і знову не забрали в дурхатинку…     Засовую у рот улюблену краватку,     Встромляюся обличчям між подушок.     І реву!     Реву, реву, як стогне Днiпр широкий,   неначе човен виринаю я з-пiд хмар…   I гну їм всім,   додолу верби гну високi,   перекликаючись з сичами у гаю…         *     *     *    Поэты как подснежники  Поэты как подснежники –   без теплоты и нежности –   мгновенно засыхают….  На корню….  Так что же ты царапаешь  меня, своею лапою….  …Еще раз царапнёшь –  и я умру!!!  ....................  Поети як ті проліски     Поети як ті проліски –   без чемності та ніжності –   миттєво засихають...  Дивись,   на корені...     То,   що ж ти,   що ж ти   дряпаєш   мене своєю лапою...   От,  вкотре   дряпанеш...             
   |