Прочь, нелёгкая, гони,   да на велике!   Я такой же, как они -   только беленький.   А крылатый дождевоз   сыплет форинты,   что с моих застывших слёз   передёрнуты.     А под этот куст малины царь ходил пешком:   прототип его машины выглядел горшком.   Но невыгоден мальчишке пешечный размен:   ведь не царь он южно-чешский, а лихой спортсмен.     Чернозёмные пейзажи - вековой грядой;   целина с горчинкой сажи - поперёк и вдоль.   Полигонами затоптан луговой покос,   и роятся изотопы около колёс.     Он по выверенной струнке едет не спеша -   пахнет вдавленным рисунком ложе спорыша.   Для него закон не писан; здесь как раз он - царь.   Вот за ним-то, норовистым, ты и приударь.     Базилики и свинарни на дыбы встают.   От меня им персональный пламенный салют.   Полноценного оргазма, видно, нет в меню,   но не смей спешить с отказом, если догоню!     Если прыгну я на крышу твоего авто,   согласится стать нам рикшей бойкий дед Пихто.   Я сапог твоих расплавлю полиуретан,   три педали обезглавлю - и держись, братан!     Но за мной следят, как рыси, сидя на скамье,   тётя Мотя, баба Прися и мадам Курвье.   Из каких они пивнушек, этносов и сект -   я не знаю, но клянусь, что это - акс-эффект.     Бабки дряхлые к врагу   так не клеятся.   Ни хрена я не могу   без троллейбуса.   Приговор был, словно нож -   да по веточке:   Для поэта - не рискнёшь,   Юрий Деточкин?   А уж если улыбнётся нам успех,   то Шумахера я вздрючу под орех!  |