Мой путь – он мой, и более ничей,   но все мои пути ведут к Голгофе –   густая горечь тысячи ночей   заварена в горячей чашке кофе.     Я не посмел переступить черту,   но до тех пор, пока мой час не пробил,   пью по глотку ночную черноту   и вглядываюсь в милый сердцу профиль.    -    Он кофе пьёт всегда без сахара.  Помол заваривая густо,  соединяет с видом знахаря   в марьяж арабику с робустой.    Топя в чернильной черни горести,  к губам несёт подобострастно   фарфоровую чашку горечи,  как умирающий лекарство.     -    Проснулся. Утро. А значит, пофиг   обломок боли, вкус «Барбовала»…   Присвистнул чайник - готовлю кофе,   давно себя мы не баловали.     Взгляни в окошко, какая просинь! –   такое утро проспать зазорно.   Откинь подальше льняную простынь,   гляди, как ладно танцуют зёрна!     С плеча спадают на грудь бретели.   Ты так прекрасна в ночной рубашке...   Готовлю кофе. Попьём в постели,   чтоб это утро осталось нашим.     Течёт по чашкам напиток горький   струёй, темнее лица мулата.   По коридору кофейный столик   качу… а в спальне – постель не смята.     -    Пел чайник голосом сыча,   свистел кофейник, словно клопфер.   А мы забыли про часы   втроём - ты, я и чёрный кофе.     Мы позабыли о часах,  войдя в чертоги безвременья.  Не на стене, а в небесах  соединились наши тени.     
   |