По ясного неба лазурным просторам   день жаркий пустил облаков лоскуты   и их отражения стали декором   баварских озёр, словно лилий листы.     И не шелохнувшись, стоят церемонно   янтарные сосны сверкая смолой,   в безмолвии дня, что вобрал в своё лоно,   плывущий из Альп, вековечный покой.     Лишь звон иногда пронесётся над лесом,   как будто по струнам ударил смычок:   когда переломится собственным весом   и, падая, ветку зацепит сучок.     Там птиц приумолкло задорное пенье,   затихло живое в покойном плену,   и даже в лугах бережет воскресенье   звенящую, как тетива, тишину.     Одни петухи рвут молчанье на части   в ближайшем от леса баварском селе:   они так, бывало, пророчили счастье   на, ныне далёкой, черкасской земле.     Ах, что значит крик их, теперь, на чужбине?   Наверно, другую несут они весть,   ведь нет у меня даже комнаты ныне,   чтоб без посторонних стихи мог прочесть.     Не тем тут звучит упоением лира,   и даже душа у молитвы не та,   но те же, на фоне бескрайности мира,   моё одиночество и - немота...      *** Тодось Осьмачка     НЕЗМІННІСТЬ     Прозорого сонця висока погода   сьогодні пустила над світом плисти   тонесенькі хмари, відбивши їх в водах   баварських озер, мов з латаття листи.     Налиті живицею сосни рожеві   малої гіллячки не рушать ніде,   бо тиша у лоно щасливому дневі   від Альпів далеких незримо іде.     І кожного дерева стовбур порою   дзвенить, мов струна, що зачула смичок,   коли відривається тільки вагою   і падає вниз крізь гілляки сучок.     І жодного птаха з прив'ялого зілля   не чути чогось в нерухомім бору,   і навіть на луках тримає неділя   урочисту тишу, мов гори, стару.     І тільки з-за лісу із палої брості   кричать у баварів уперто півні,   які віщували і щастя і гості   в далекій черкаській моїй стороні.     А що вони значать тепер у блуканні?   Вже певно не те, що співанням раніш,   коли і кімнати не маю я нині   без свідків чужих прочитати хоч вірш.     Не те тут говорить і сміх для привіту,   й душа у молитви вже, певно, не та,   і тільки на тлі безконечного світу   та сама й незмінна моя самота...  |