1    Про крылатые чудо-качели                                        уже                                             никто                                                     не поёт.  Заржавелые крылья, слышен фальшивый скрип.  Подойдёт под окно твоей жизни полтинник – диктор соврёт:  «Минус сорок». Школа. Контрольная – завтра - грипп.    Во дворе детский крик. Мяч - в окне. Ардик - бел.                                                                  Теперь – Ардальон,  Раскрасневшись, важно садится в пузатый Мерс.  А на месте «Бюро ритуальных услуг» - «Весільний салон».  Дед Макар держал голубятню над ним… Воскрес…    Видишь, голуби в небе - резные у них хвосты. Надо же!  Прилетают, - память у птиц на родимый дом.  Разлетается эхом крылатое детство на этаже.  Семь часов. Будильник.                                    А я ещё на седьмом    Небе… И высОко  падающим вниз.  Колкая осока,  пухом обернись!  У кого прописка:  «не-бо-жи-тель-ство»,  для того чекистка  натирает ствол.  Ревностно, усердно,  престарательно…  Жить аэрофобам  обязательно  на земле. И только.  Не возьмёшь в кредит  крылья. Бандеролька  может долетит  в небо… А пока что  внеочередной  лозунг на плакате  «Падающим – дно».    И днище хрипит. Хохоча - клокочет,  Предчувствуя новый пир.  Распяв, располосывать тело хочет  Снопами осок-рапир.  А в метре скользит желтоглазый полоз,  Готовый забрать за край.  Но чей-то упрямый и жёсткий голос  Приказывает: «Вставай!»                 2    Падать ведь не больно,  тяжелей – вставать.  Истине продольной  поперёк – кровать.  И стелили чисто,  только не для тех.  Так ведь атеисты   милостыней – грех   окупают втайне.  Так – с небес – на дно.  Знаешь, это крайне  у-ни-зи-тель-но.  Подставляй корыто -  хватит слёз на всех!  Наших – с глаз размытых,  Боговых – с застрех*.    Сан-эпид проверка,  гос-надзор обход.  Ждали фейерверка -  Судный день грядёт.  Проводная чистка -  электричеством.  Истово чекистка  заряжает ствол.                 3    Кухня, санузел, уборка - по расписанию.  В съёмных квартирах неделя проходит за две.  Ухо соседки услышит пылекасание,  Око просверлит все стены и - быть беде.    Помнишь, тебе говорила: «что же ты делаешь,  Я ведь прикрою собой, если будут стрелять!»  Небо тогда не делилось – падало целое ж! -  Прямо на нашу разваленную кровать.    После чего разливалось матовым заревом…  Крылья – на полке, - незачем было летать.  Утром - постыдный укор во взгляде хозяевом.  Ты говорил мне: «От зависти всё, видать»…                   4    Эта весна проходит мимо.  Пережит март, за ним и апрель.  О-че-ред-ная пантомима  Замерла в мёртвых пальцах мима.  Время стоит… Не-вы-но-си-мо  Вынести май. И с новой силой  Небо молить, сжимать виски и  Знать, что последняя эта трель.    К чёрту триоли… Мы жили с тобой adajio*,  Дни запивая разбавленным молоком.  Путь в небеса завершился замочной скважиной,  Вскорости съеденной ржавчиной целиком.    Видели многое. Зримое – не увидели.  Знали о многом, но главное – не учли.  Небо – один из предвестников скорой гибели  Тех, для кого были маями – феврали.    Так и остались на связке ключи позвякивать, -  Выкинуть жалко, как давнишние мечты.  Так же - вода в молоко для эспрессо к завтраку.  То же адажио… Кофе успел остыть.                 5    Бесполезно теперь -   маяться.  Будет в мае у нас –  свадьбица.  Нет давно никакой  разницы -  то ли бес, то ли бог  дразнятся.  То ли смерть, то ли жизнь -  пошлая.  Слышишь, тихо поёт  прошлое.  Чересчур были мы  прошены.  И одёжи теперь  сношены.  То ли град, то ли снег –  крошево.  Урожаи давно стожены.  А хлеба-то не все  скошены.  На ноли мы с тобой  множены.  То ли я, то ли ты –  прожиты.    Продавали любовь  дёшево -  за чекушку в обед  пьянице.  В понедельник была  пятница.  Ничего уже не  станется.  Не взойдёт по весне  ярица.  На чужой коровай  зариться -  непременно - ножом  раниться.  Крылья нам только раз  дарятся.  Не парят – так в мешках  парятся.  Небо под ноги мне  валится.  Я в раю, и в аду –  Странница.  То ли жизнь, то ли смерть  тянется.  Надо ль в мае, чтоб так  маяться?                 6    Утро. Будильник. Вечные семь ноль пять.  Связка ключей в руке, хоть и пуст кулак.  Снова заводишь - прошлое досыпать.  Школа. Экзамен. Ранец тяжёл - трояк.    И бандеролька в небо – отец - не Бог, –  Богова кара лучше его словца.  Смотришь с повинной. - Выучи назубок!  Всё - бесполезно что-либо отрицать.    Школьный звонок – будильник устал звенеть.  Вместо каникул – пятница на носу.  Мolto allegro*… Кофе остыл на треть.    Шум на весь двор – рабочий завёл фрезу.      На площадке - строительный ход. Ардальон, закипая,  Всё кричал на прораба: «Каркас для пяти стекломасс!»  И с отчаянной злостью глядели мальки-шалопаи,  Как железные крылья качелей летели в Камаз.    Будут новые песни про новые чудо-качели.  Будет детство всё так же звенеть на далёком седьмом.  Никогда не взрослевшие некогда, помнишь, взлетели?  «Не узнать их», - вздыхает потрёпанный фотоальбом.    А пока терпеливо чекистка ждёт нового НЭПА,  Зачеркнув отрицание в заповеди «Не убей».  Дед Макар улыбается детям с февральского неба  И за пазухой греет замёрзших резных голубей.      *Adajio – медленно, протяжно  *Застреха – нижний, свисающий край крыши  *Мolto allegro – очень живо, быстро  |