Похилий Будда забирався в дзвіниці,                                                         дивився на степ і молився на сонце –                                                         великий і грішний, чистий і ниций,                                                         забувши тенденції, відкинувши соціум.                                                                                              С. Жадан      -1-    Я тоже однажды возьму Высоцкого  И выскочу в сосны  Из этих высоток;  Как Будда, забуду   Жадановский социум:  Его тривиальных дядек и теток, –  В котором квартиры протравлены газом,  В котором никто никому не верит,  В котором, пытаясь подслушать оргазм,  Соседка мозолит ухо о двери.    На мне будет рубище, – а не платье.  И по приколу – ковчег бумажный.  Вместе со мной уйдут мои братья:  Их будет мало, – но это не важно.  Мы будем зализывать черные тромбы,  Цветы собирать,  Умирать за идею  И жить, разумеется, в катакомбах,  Как первые христиане –   Хиппи из Иудеи…    Нас будут приветствовать иноверцы,  Хлеб с чесноком крошить на дорогу;  Во мне будет биться мое Сердце –  Единственный, ряженый мне Богом…    Мы будем учиться  У римской волчицы  Завывать в степи  С гениальной жалостью….  Я точно знаю, что это случится,  А пока потерпи,  Потерпи, пожалуйста…      -2-    У кого-то – цветочки в оконной раме,  У кого-то – форточки в паутине…  Нас обвенчали в подземном храме:  В наземные храмы нас не пустили.    Нам вопили: «Грешники!» и «Ату их!».  Нам с пилатовской скорбью шептали: «Sorry».  Нам вдогонку цвели зеленые туи  У самого Синего в мире моря…    В партизанском подполье взорвалась бомба.  На могилы солдат возложили розы.  Мы снова лизали белые тромбы  Серебряной слюнкой черной березы,    И все зарастало… И каждый Иуда  Прощался, как дубль и тираж, – по новой;  Мы жаждали чуда, – и было чудо,  И, самое главное, «было Слово»…    И каждый день, несмотря на скотства,  На жирные сплетни в сальных канальцах,  Мы целовали венчальные кольца  На тонких обглоданных нежных пальцах.    И солнце вставало, и шло навстречу,  Как последний патрон в нагрудном кармане…    А где-то над нами, за церковью-речкой,  Голосила девушка в сарафане…      -3-    Боль – на первое. Страх – на второе.  Дурные гены. Гнилое семя.  И водят поэта ряженого,  И ставят за упокой…    И мы, несомненно, отстроим  Свои надомные семьи,  Где будут кефир, и ряженка,  И водка, и молоко.    А эти картины китайского шелка  Заткни себе, знаешь куда… Да, знаешь!  Выпей, коль нелады с сосудами,  Помолись по книге «Левит»…    И снова два одиноких волка  Рвут на части алое знамя  И воют о некой неописуемой,  Чисто волчьей любви.    Мы рвали и рвались, как двое равных,  И уравнялись, как двое рваных.  Будь проклято это равенство  Концовок-рифмовок «сонет» – и «минет»!    По синему небу летит журавлик.  Мэр космоса снова ушел в нирвану.  Что ж. Все в этом мире – правильно!  Все, кроме нас.  А нас – уже нет.                                                                                                                                         5, 26 марта 2010 г.  |