Меня всегда интересовала русская литература, славянский мир. Почему я, бурят-монгол по
рождению, считаю родным русский язык? Почему именно за русский язык Президент России
наградил меня, писателя Виктора Балдоржиева, медалью А. С. Пушкина? Почему я с малых лет
пишу стихи на русском языке? Всю жизнь я зарабатывал себе на жизнь написанием текстов. Статьи
на разные темы, научные работы, диссертации, публицистика, документальные и художественные
книги. Почему так получилось в моей судьбе?
Причина, думаю, скрыта в рассказах о моём рождении, которые давным-давно много раз
повторяли мне мои родители. В конце концов, история сложилась такая…
Оглохший и онемевший, он выполз из развороченного схрона и, увидев направленный на него
ствол ППШ, поднял не сгибающиеся руки. Весь залитый лунным серебром, в солдатских
лохмотьях вермахта, он поднимался с колен и неотрывно смотрел в зрачок ствола, который,
качаясь, приказывал ему идти на восток. На восток. И солдат был смуглый, скуластый, раскосый.
Не москаль. Значит, он бросил в схрон гранату.
С тех пор Степан Рябошапко почти не говорил, все время слышал какой-то гул. Родную
Галичину больше не видел. Только написал туда через восемь лет, когда его отправили из лагеря
на маленький хутор, даже не хутор, а просто мызу, возле монгольской границы. Оттуда он и
написал своей Гале три слова: «Приїжджай, будемо працювати». Больше у него никого не было.
Родные умерли еще в тридцать третьем от голода. Сыну Витьке и года не было…
Приехала Галя через три месяца. Слепили они маленькую хатку рядом с домом местного
учителя. И стали працювать в совхозе. Рябошапки сразу стали уважаемыми людьми: Галя была и
знахаркой, и повитухой.
Вокруг жили бурят-монголы. Ни украинской, ни русской мовы они, конечно, не знали. Только
учитель, бурят-монгол с полухохлацкой фамилией Азаровский, хорошо говорил на русском. А
зачем Степану его речь, если он почти не слышал и не говорил? Он уже давно жил в своем,
далеком от людей, мире, где все время слышался далекий гул, суетились люди, махали руками и
открывали рты. Но Галю свою он будто бы слышал, понимал.
Была еще предрассветная, ноябрьская, мгла, когда его разбудила Галя, она поспешно зажигала
лампу, вглядывалась в окно и что-то громко говорила. Степан понял: «Учитель виїхав у район за
лікарем. Жінка його народжує».
Он поспешно оделся и побежал вслед за Галей.
В маленькой избе учителя было жарко, суетились женщины. Степана сразу вытолкали за
дровами. А когда он вернулся с охапкой поленьев, то увидел за приоткрытой ширмой из
простыни: Галя держала мокрого и орущего ребенка, потом слегка хлопнула его по спине и
сказала нараспев, Степану даже показалось, что он хорошо услышал:
- Гарний буде хлопець!
В это время во дворе затарахтел мотоцикл. Степан выбежал на улицу. В лунном сиянии он
увидел, запорошенного серебристым снегом, взволнованного учителя. И тут что-то лопнуло в
голове Степана, многолетний гул в ушах прошел, истек гул (!), тишина напряглась и замерла: он
вновь увидел свою Галичину и себя, залитого лунным серебром, поднимающегося под дулом
автомата нерусского солдата, который так был похож на учителя…
- Кто? Кто родился? – громко спросил учитель. За ним маячила фигура с каким-то футляром.
- Витька! – также громко крикнул Степан и впервые за пятнадцать лет рассмеялся…
Витька – это я. Через тридцать пять лет после моего рождения Виктория Геннадьевна
Балябина (Майбродская-Садовская), читая мои стихи, удивлённо спросила:
- Витенька, откуда у тебя столько украинских слов?
- Где, баба Вика? – удивился в ответ я.
- А вот: «Под золотым чумацким шляхом белеют смутно вдалеке ночные хаты, как рубахи, и
чёлн качается в реке…»
– Не знаю, баба Вика. Какое, однако, сияние лунное иногда я вижу во сне, и будто бы парю на
крыльях в бездне и доносятся отовсюду, откуда-то сквозь клубящиеся туманы, разные голоса...
5 ноября 2012 года. |
