Жил себе парень, в игрушках и музыке тонок.  Плавал со стаей медуз, но боялся болонок.  Мчал, не стыдясь габаритных огней на мизинцах,  грезя барашка вручить одинокому принцу.    Он ещё ночью светился – адсорбция, видно,  звёздного крема тонального кожей фосфидной.  Волосы были то алыми, то золотыми –  с кем не бывает в рассветном клубящемся гриме?    Но – кто ж простит тебе, золотце, внешность шпиона?  Парень летел над ложбиной, весной опоённый,  слыхом не ведал о фишках Украшки и Рашки…  Видит – траву ароматную щиплют барашки.    Штык или нож отрезает тебе главный мускул –  разница лишь в толщине костной ткани моллюска,  плававшего вместе с инореальным тореро;  бац! – и Земля стала мёртвой. Почти как Венера.    Хочет смахнуть он с плеча чей-то старческий локоть,  но, если воздуха нет, – бесполезно аллокать.  Путь расстелился, огонь загорелся зелёный –  выскользнул сбитый пилот из ослиной попоны.    Принц со своим пониманием чувства свободы  в снах не прикидывал, как можно лоб в электроды  ради контроля над хобби и кредо засунуть,  после игрушек приняв геморройную юность.    Край, где потёрся о землю бескрылый упрямец,  вскоре залил по верхушки колосьев багрянец –  сочный, густой, как бульон из пионов с кизилом!  Может, волна рагулизма ничем не грозила,    только инстинкт сохранения личности в теле –  страшная штука, когда умолкают свирели.  Так что, глуша горихвосток своей марсельезой,  не превратите романтика в головореза.  |