мой двоюродный брат сказал: «ну в профиль ты еще ничего так»,  хотя его никто не спрашивал, что он думает о моей внешности,  но он не преминул высказать свое мнение  в начале девяностых у нас еще ничего не знали о бодипозитиве,  так что я, скорее, даже обрадовалась, восприняв это, как похвалу  как слова одноклассников относительно моих ног  (тогда у нас еще не знали слова «объективация», но что-то мне в них не понравилось,  я начала носить длинные юбки)  это чувство, словно состоишь из каких-то разрозненных частей механизма  (тогда у нас еще не знали слова «расчеловечивание»,  хотя, может быть, знали, но не в этом контексте)  в конце концов, мы читали сказку Одоевского про Невский проспект, «Песочного человека»  потом думали, что капитализм расчеловечивает всех  потом думали, что у нас слишком мало денег  одни знакомые спрашивали: «когда ты выйдешь замуж?»  другие говорили: «замуж – это неважно, главное – родить ребенка»  третьи спрашивали: «какая у тебя зарплата?», мама говорила: «хочу внуков»  принадлежит ли твое тело тебе в контексте производительности труда  депрессия накатывала волнами (тогда у нас еще не знали слова «мдп»,  хотя, говорят, его уже переименовали)  я не знала, почему сил всё меньше, а тоски всё больше,  грустила из-за своей неэффективности, всё время хотелось спать  нет, я не стала более эффективной, но перестала об этом думать  мой двоюродный брат стал дипломатом в Ирландии  кстати, так и не женился – наверное, мало кто готов  терпеть комментарии о профиле и мытье посуды  (тогда мы не знали словосочетания «посудомоечная машина»,  на каникулах грели воду из колодца на газовой конфорке),  но в таких случаях говорят «не встретил своего человека»  |