Атак панических гребнистая волна
витки варьирует, периоды, сезоны –
одно бесспорно: не договоришься.
Ждёшь колыбельной. Укрощаешь ревуна
кардиограммы неестественно узорной.
Как тот гроссмейстер против афериста.

Не знаю, как оно споётся на мосту
через клокочущую рыжей лавой речку –
ведь я и по лужайке не катался.
Отнюдь не выход переписывать мечту
под чью-то лёгшую под флаг библиотечку,
когда ты слыл летучим гибралтарцем.

Сходил к врачу – сказали думать о весне,
о распускающихся огненных каштанах
и не хлестать, а гладить муфтой музу.
О, кабы смыслили они в лепной возне
не поддающихся стамеске слов бесштанных,
пробравшихся сквозь дактиль в анакрузу!

Мне те каштаны – только лишних пять минут
воспоминания об отрочестве блёклом,
когда прабабка тёрла пятки пемзой
сперва себе, потом щенку, а там смекнут
её подружки отмотать мой путь к пелёнкам –
айда, неврастения, будь любезна!

А мир здоров. Как при Пилате. Просто блеск.
Знамёна реют, рвутся, треплются, пылают –
и каждая приехавшая хвойда
вырвисердечней и надрывнее, чем Лепс,
орёт до тундры, заповедника и плая,
что губ нет утончённей, чем у Флойда.

И чья суммарно совокупность истерий –
моя иль засланных подкидышей – сильнее,
ещё открыт вопрос для Госкомстата.
Ты вон баранов-альбиносов костери,
а не блондина с пасторальных поселений,
система нравов! Ну, и гавкай на косаток,

а мне уже, как видишь, года тридцать три
пора трёхфазник пилотировать усатый.