Когда прихватило – я думал, аппендицит –
молитвы твердил, вдаваясь буквально в заискиванье.
Когда отпустило – выбросил леденцы
и кетчуп, но – понял, что всё это вновь неискренне.

Вывод – скульптуру из сверхсверхтвёрдого сплава
не перелепишь под стать цыганскому хору.
Мало ль какие у агнцев обряды и нравы?
Личность живёт по внутреннему светофору.

Мне б рассчитаться с другом – а там уже
хоть на судилище борзых случайным зрителем,
хоть полосой меж стадами ежей и ужей
к новым концертам, пляжам и чаепитиям.

Из моих уст отченаши – как поздравлялки,
тётей безрукой у кульмана продиктованные.
Вплоть до Димона всех простил из-под палки –
хожу теперь, извозюканный несмываемым тонером.

Кто там простил, если вся любовь – это транспорт:
тот, где карточку валидируешь, и тот, который ведёшь...
Вот исповедуюсь – время теряю напрасно,
а проповедники с пользой экономят шкуру подошв.

Выстрелит по-настоящему – будут другие молитвы.
Главное – после всего, что держит меня на Земле.
Друг жив-здоров – и меня признаёт ликвидным
международного полиграфа реле.

Где я, а где общепринятое притворство
перед крестами и куполами на шпильках!
Подредактируют пусть почву, воду и воздух –
или доучиваются на перепёлках и кильках.

Могут быть гордыми шведы? эстонцы? тайцы?
Вы хоть представьте подлинное расстояние,
с коего можно моим корешам попытаться
сюда прилететь! Представите, если пьяные.

Не просто же так получаю сигналы в кишку:
дорога – сама безбарьерность. Не по маслу – по молоку.