Тебе нельзя сюда, а мне нельзя отсюда,
как будто с наших шкур посольствам брать замер.
Хоть пой чужой романс, как попугай Карудо,
хоть пафосно храпи – всё в том же плоть ярме.

К чему такой раздел нейтральных территорий –
ни физик не поймёт, ни пьяный астроном.
Замедленным псалмом молчат медвежьи зори,
волчанками светя на взгорье подрывном.

Валяется загран на выступе серванта –
не жалко грешных средств: возможности ушли.
Потребовать свобод мог Пресли, мог Синатра;
наш случай с двух сторон изрядно щекотлив.

А сколько на песке построено проектов
за время кораблей, заплывших за черту!..
Вздыхает, глядя вдаль, скрипучая креветка
с ногами в прошлом сне да вавкой на счету.

Когда-то берега друг друга дополняли.
Поверх мольбы аврор вершились пикники.
Зелёные жуки – коровьи полоняне –
не так себя вели, как в банке пауки.

Дружил бумажный змей с условно трезвым змием,
матрёшка – с казачком, свистулька – с бильбоке...
Меж ними ведь не нам сдалась антонимия
на кой-то пёсий хрен в двухцветном колпаке.

Мечтами, чтоб притон барыг закоротило,
живём, глотая смог обоих полюсов.
Пыль, моль, угар, распар врываются в квартиру
уже быстрей, чем мух фильтрует мой засов.

Понтифика спроси – бесспорно скажет: можно
в любую глушь Земли и Марса заодно,
какой бы золотой иль медной гегемоншей
ни стало время вольных птиц совращено.