свалка мебели старой, словно из хроник чумного года.
если книгу верну, пусть ее прочитает кто-то,
с первой полки возьмет и раскроет на скучном месте.
двадцать грамм от души, говорят, всё равно нам взвесьте,
и бумажный пакет, чтобы здесь не отсвечивать по району,
и с окладом серебряным на лобовое себе икону.
замерзают они да уходят винтом под лёд,
и для досок почета их больше не отберет
в темно-красном углу, из которого мёд сочится,
и до самых корней им пропитана половица,
этот пьяный тапёр, для которого марш Шопена
переделают в польку без выхода непременно.