| От жизни ему – прошлогоднего снега…
 Довольно.
 Устал: с корабля – на бал.
 Он сам себе море, и горы, и небо.
 Любил. Воевал. Колдовал.
 
 Обветренный мачо – докурит сигару.
 На прощу пойдет в уцелевший храм.
 У стареньких дев в Интернете – угары:
 «Ах, этот таинственный шрам!»
 
 Щетина двухдневная, маска степного…
 Был друг.. Чуть постарше…
 Бог весть… Убит.
 Планеты житейской – так мизерно много.
 От сплетни – до сплетни: транзит.
 
 Дня два, как он ходит буддийским монахом –
 Салонным разбойником налегке…
 В плаще. Оголенный, как провод, однако.
 Текила, «горилка», саке…
 
 Теперь – без него: бунты, банты, банды…
 Звезду проведет свою – до крыльца.
 Как он, одинок этот Кто-то... В набат бьют…
 Начало начнется с конца.
 
 
 
 ВІН
 
 Від цього життя йому більше нічого не треба –
 Ні слави, ні грошей...
 Достатньо усього.
 Наджив.
 Він сам собі море і гори, і небо.
 Любив. Воював. Ворожив.
 
 Обвітрений мачо – досмалить товсту сигарету
 Й не піде молитись чужим нерозп’ятим богам.
 Стареньким дівчаткам, залежненьким від Інтернету,
 Світитиме ловко його нерозгаданий шрам.
 
 Дводенна неголеність, маска вечірнього степу.
 Був друг... трохи старший...
 Убитий десь там, в Сомалі...
 Смішні і байдужі амбітні житейські вертепи
 І поглядів кулі для серця його замалі.
 
 Щось є від монаха буддистського в ньому з учора.
 Всього намішалось: мамайське, салонне, терпке...
 Цей внутрішній спокій, невидима оку безкорість,
 Текіла, горілка, саке...
 
 Нехай вже без нього бунтують, бандують, бинтують.
 Візьме свою зірку – і ніжно піде до воріт.
 
 Хто сам своїм цвітом і світом, і світлом керує,
 Той сам розбереться з таким же самотнім вгорі…
 
 |